— Мы очень рады, что попали сюда, — рассказала его мама Ирина. — У сына уже есть результат: он выполняет инструкции, идет на контакт, начал произносить первые слова. Осваивает бытовые навыки, учится дружить с другими ребятами, общаться. Ребенка с аутизмом нужно всему обучать. Нам повезло: Ване быстро поставили диагноз. Раннее вмешательство дает хорошие результаты. Чем раньше начнешь заниматься с ребенком, тем лучше и быстрее он освоит необходимые навыки, научится взаимодействовать с другими ребятами. Для детей с аутизмом это основная проблема: коммуникация и социализация. Мы начали заниматься, когда ему еще не было двух лет.

Как отметила Ирина, в других городах-миллионниках подобных центров либо совсем нет, либо это частные организации, государственных — нет. Но они крайне необходимы.

Коррекционно-развивающий центр появился в Екатеринбурге недавно, он работает чуть больше года. Его организовали Анна Зоркова и Анастасия Алехина. Это не благотворительная и не бюджетная организация, а социальный бизнес, услуги здесь платные. Других возможностей влиться в нормальное общество сверстников у детей-аутистов сегодня нет, так как считается, что таких детей немного. Но официальная статистика не отражает реального положения дел. Как правило, аутизм либо диагностируется очень поздно, либо вообще не диагностируется, потому что родители не ходят к психиатру или у психиатра недостаточная квалификация. Поэтому государство не обращает внимания на этих детей, не создает для них специализированные садики, школы, центры.

Уникальность центра состоит также в том, что с детьми здесь занимаются по специальной методике, которой в наших вузах не обучают. Это американский метод, основанный на когнитивно-поведенческой психологии. Главный его принцип — делать ребенку что-то приятное, чтобы ему захотелось продемонстрировать свои навыки. В мире эта терапия считается самой эффективной: около 80% детей с диагнозом аутизм после курса занятий могут ходить в обычную школу, осваивать программу, заводить друзей, поддерживать хорошие отношения с советниками (поведенческими терапевтами). Анна и Анастасия этому непростому делу обучались дистанционно у специалиста из Калифорнии.

— Терапия включает в себя индивидуальные занятия с ребенком по развитию у него основных навыков, — пояснила Анна Зоркова. — Развиваем речь, интеллект, формируем бытовые навыки и корректируем нежелательное поведение. Эти дети из-за того, что они не могут общаться, объяснить, чего они хотят, пытаются привлечь к себе внимание иными способами: могут кричать, бегать, размахивать руками и даже пытаться кого-то ударить. Мы смотрим, почему ребенок делает это, и учим его, как он по-другому может добиться желаемого результата. К примеру: если малыш не говорит, он, показав нужную карточку, может сообщить, чего ему хочется, мама поймет, что ему надо, и даст ему это.

В настоящее время эта терапия реализуется частично. В зависимости от тяжести нарушений ребенку требуется уделять от 20 до 45 часов в неделю. Чтобы работать по полной программе, в центре пока недостаточно специалистов. Их обучают, но они смогут приступить к работе лишь через полтора года. Да и для родителей это тяжело в финансовом плане. В более развитых в отношении коррекционного образования странах (Канада, США, Израиль) эта терапия принята на государственном уровне. Ребенок получает диагноз, в его медицинскую страховку сразу же входит определенное количество часов занятий. У нас нет даже такой профессии — поведенческий терапевт. Поэтому здесь пошли по другому пути: обучают родителей общаться со своими детьми и понимать их.

Но для того, чтобы ребенок смог находиться среди нормальных сверстников, навыков общения в семье ему недостаточно. Он должен еще научиться общаться с другими детьми. Здесь ему на помощь приходит тьютор — человек, который сопровождает ребенка в образовательном учреждении, помогает ему влиться в коллектив.

— Задача тьютора — постепенно уменьшать поддержку, чтобы ребенок мог находиться в обществе самостоятельно, — пояснила Анастасия Алехина. — Сейчас я сопровождаю ребенка, приезжаю к нему на несколько часов в садик с утра, на время групповых занятий и на то время, когда дети предоставлены самим себе, для того чтобы тренировать у него специальные навыки общения. Уже есть результат. Сначала он сам ничего не выполнял, бегал по комнате, в любой момент мог встать, запеть. В настоящее время он уже может сидеть на занятиях, исполнять часть заданий с минимальной моей поддержкой. У нас есть пул игр, в которые он может поиграть с другими детьми. Еще через год он будет максимально подготовлен к школе. Сейчас в нашем центре четыре тьютора, которые сопровождают четырех детей. Мы надеемся, что у нас хватит сил и энергии в течение лета обучить новых специалистов и помочь еще нескольким детям.

Анастасия Алехина также отметила, что тьютору приходится работать на три фронта. Кроме своего подопечного, он должен еще стать «своим» для детей в садике: сделать так, чтобы им тоже было комфортно общаться, сформировать у них новое мнение об этом ребенке. Еще одно направление — работа с сотрудниками садика, которые не могут справиться с ребенком, не знают, как к нему подойти.

— Система коррекционного образования сегодня уходит на задний план, — пояснила Анастасия Алехина. — На смену ему приходит инклюзивное обучение, дающее детям, имеющим какие-то ограничения, возможность развиваться среди нормально развивающихся детей. Закон об инклюзивном образовании стал той площадкой, которая позволяет нам быть вместе с ребенком в общеобразовательных учреждениях: до этого не все садики и школы пускали тьюторов в группу или класс.