Он написал о том, что в результате реформы ему теперь полагается зарплата в 3 тыс. рублей.

— Десять лет я работал на кафедре истории России на 0,5 ставки профессора, — написал он. — Только что получил распечатку учебной нагрузки на новый учебный год из расчета 0,5 ставки. Теперь выяснилось, что нагрузка моя, оставшаяся примерно в прежнем объеме (минус спецкурс «Демидовы в истории и культуре России», плюс руководство учебой аспиранта), тянет всего на 0,125 ставки! Грянула оптимизация, в результате чего теперь будет оплачиваться только «горловая» (чтение лекций) нагрузка. Но работа преподавателя этим не ограничивается. Ведение практических занятий, участие в работе ГАКов и ГЭКов, руководство квалификационными работами студентов, проверка письменных работ, прием экзаменов в аспирантуру теперь оплачиваться не будут.

Напомним, что нынешняя оптимизация проводится в УрФУ с целью попасть в сотню лучших университетов мира. По международным критериям университет должен быть также научным центром. Поэтому в УрФУ не мытьем, так катаньем пытаются заставить преподавателей заниматься наукой. В университете не стали сокращать численный состав сотрудников, вместо этого сократили преподавательские ставки, в результате чего на одной ставке теперь могут работать несколько человек, естественно с потерей в заработке. По мнению реформаторов, это будет хорошим стимулом для сотрудников тратить свое свободное время на научные изыскания.

Алексей Мосин такие действия считает неприемлемыми. Он полагает, что для того, чтобы прорваться в «сотку» лучших, нужно много денег, которых ни в УрФУ, ни в России нет. Поэтому и решили экономить, прежде всего на преподавателях. Профессор считает, что все это не пойдет на пользу: некоторые специалисты уволятся, выключится среднее звено, ликвидируются некоторые научные направления, спецкурсы. У студентов станет меньше возможностей для общения с преподавателями, что отразится на качестве образования. Он считает, что реформировать вуз нужно не так.

В целом ситуация в университете в настоящий момент напряженная.

— Обстановка какая-то нездоровая. Мы даже документов никаких не видели, одни разговоры. Люди готовятся к худшему, — рассказала одна из сотрудниц УрФУ (имя просила не называть). — Нагрузка растет каждый год, а зарплата — нет. Пока, правда, ничего не происходит, только грозятся увеличить нагрузку до 40 часов (для неостепененных). Сейчас — 24 часа в неделю. Сокращений нет, потому что за зарплату в 12 тыс. желающих работать немного, есть свободные вакансии.

Но, по мнению авторитетных экспертов, никакой трагедии в реформировании нет. В частности, бывший ректор УПИ, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент РАН Станислав Набойченко считает, что высшая школа модернизировалась всегда, нынешний курс вполне оправдан: у УрФУ есть потенциал, заслуги, хороший коллектив. По его мнению, шумиха возникла из-за того, что в вузе не была проведена упреждающая работа, все произошло резко, не демократично, перед отпусками.

— Взятый курс будет реализован, — сказал он. — Но при этом нужно максимально уделять внимание социальной стороне, чтобы не произошло ослабления связей в монолитном коллективе. Конечно, по новой системе преподаватели теряют в заработке, нужны буферные приемы, чтобы эти потери оказались минимальными. Неоплачиваемую внеаудиторную нагрузку могут компенсировать другие доплаты, за написание учебника, например. Просто сотрудникам придется больше крутиться. Вуз — не богадельня, он не может учитывать только социальные аспекты.

По поводу интенсификации научной работы в вузе Станислав Набойченко также не имеет ничего против. По его мнению, в России наука всегда развивалась по трем направлениям: академическая, вузовская и отраслевая. Отраслевая лопнула, эту нагрузку пришлось взять на себя академической и вузовской науке. Ни о какой конкуренции между ними речи не идет. Сотрудничество вузов с Академией наук усиливается, в том числе создаются совместные лаборатории. Это пойдет на пользу и Академии наук, и вузам. Сближение позволит улучшить подготовку специалистов, а в науку будут поступать более подготовленные кадры.

Доктор экономических наук, заместитель директора Института экономики УрО РАН и профессор кафедры экономики и управления строительством и рынком недвижимости Высшей школы экономики и менеджмента УрФУ Сергей Баженов также не видит в этом трагедии, хотя считает, что реформу нужно делать осторожно. Он полагает, что каждый волен выбирать свой путь. Правильно ли сделан выбор, мы увидим через несколько лет.

В то же время Сергей Баженов уверен, что преподаватели не будут заниматься наукой, у них на это просто нет времени и сил. Если раньше нагрузка была 500 часов, теперь — 1 тыс. при той же зарплате. После 5—6 лекций в день, к которым еще нужно готовиться, никакой наукой заниматься уже не будешь.

Ничего страшного он не видит в том, что на одной ставке будут работать несколько преподавателей, в этом случае они смогут зарабатывать иначе, например, читать лекции в других вузах. Или заниматься наукой. Но для этого нужен материальный стимул. Если за эту работу будут доплачивать на постоянной основе — вопросов не останется. Но пока этого нет, доплачивают за учебник, монографию и т. п. Но на написание монографии нужно потратить не один год.

Сергей Баженов в современном реформировании высшего образования, в том числе и УрФУ, видит другие подводные камни. Он считает, что это реформирование идет по американскому и европейскому образцам, где в вузах готовят узких специалистов. В современной России такие специалисты могут оказаться невостребованными, так как наша промышленность не работает четко, экономическая ситуация непростая.

Доцент физико-технического института УрФУ, член комитета по метеоритам РАН Виктор Гроховский приветствует курс на интенсификацию научной деятельности в вузе. Научная деятельность, по его мнению, — один из основных критериев успешности вуза. Сейчас этому направлению уделяют больше внимания. Он убежден, что проводимое реформирование — чисто аппаратный прием. О сокращении сотрудников речь не идет. За занятия наукой есть дополнительные доплаты. Возможность заниматься исследованиями в вузе имеется.

— Было бы желание заниматься наукой, — сказал он. — У меня оно есть.