Однако иностранцы здесь бывают. Чаще всего приезжают в интересах бизнеса, но есть и такие, кто добирается до уральской глубинки по велению сердца.

— В начале Великой Отечественной войны в Асбесте появились военнопленные, — рассказывает бывший военный комиссар города, краевед Сергей Липачев. — Для них построили специальный лагерь, по моим сведениям, первый в тылу. Работали попавшие в плен солдаты и офицеры немецкой армии на промышленных предприятиях, использовались на подсобном труде. Когда война закончилась, личное дело каждого пересматривалось, и тех, за кем не числилось военных преступлений, отпускали домой. Тех, чья виновность сомнений не вызывала, в 1949-м осудили на 25 лет. Отбывать наказание они оставались уже в лагере для военных преступников, назывался он «Монетно-Лосиновский» и числился под номером 84. В 1956 году Германия договорилась с Советским Союзом о выдаче осужденных, и лагерь прекратил свое существование.

В Асбесте, как и в других населенных пунктах Урала, остались захоронения военнопленных. К ним-то и едут близкие умерших и похороненных на чужбине, а также вернувшихся и ныне здравствующих бывших в плену солдат вермахта. Война четко делит людей на «своих» и «врагов», но желание отыскать последний приют погибших и сгинувших в горниле ее неистребимо у тех и других.

«Отец, я здесь!»

«Когда в 2001 году мы узнали, что Московский государственный военный архив открыл свои двери, и Лига российско-немецкой дружбы при обращении проводит розыск сведений, для нас не возникло никаких вопросов, — пишет в своих воспоминаниях Клаус Петриковский, сын военнопленного, умершего в Асбесте в 1945 году. — Спустя два месяца мы держали в руках 18-страничное дело нашего отца, пропавшего без вести в январе 1943 года, из которого узнали его дальнейшую судьбу. Прилагались история болезни, акт смерти и погребения, план кладбища и захоронения: квадрат 21, могила № 14. Полученные документы послужили причиной возникновения желания всей моей жизни — приехать в Асбест на могилу отца».

Клаус Петриковский осуществил свое желание в августе 2004 года, прибыв в наш город с картами, полученными из военного архива, и в сопровождении переводчика. Вместе они расспрашивали встретившихся на пути прохожих. Добравшись до борта асбестового карьера, за которым лежало кладбище, и поняв, что ближе подойти невозможно, гости были вынуждены повернуть обратно.

«Я был напряжен до предела, слезы навернулись на глаза. Так близко к цели! Я закричал из всех сил: «Отец, я здесь!». Эхо затихло в пространстве карьера, он должен был это услышать. Цветы с благоговением положил в том месте, где мы стояли», — продолжает Клаус.

— Эти люди не знали, к кому следует обратиться, что, в общем, неудивительно, — комментирует Сергей Липачев. — Собственно, в официальном порядке никто подобным сопровождением не занимается. А ведь доступ на кладбища военнопленных (их три) есть, есть карты захоронений, которые, правда, сейчас невозможно привязать к конкретной могиле. Сохранились некоторые архивы, предметы, принадлежащие заключенным. Обидно, проделав неблизкий путь, уезжать без желаемого результата.

Злобы не было

Дочери и внучке Гельмута Юнгханса Мартине и Верене, а также дочери Гельмута Фалтина Мирте повезло больше. Они сочли нужным перед поездкой в далекий уральский город обратиться в городской исторический музей и комбинат «Ураласбест». Гельмут Юнгхаус жив, написал автобиографическую книгу, где несколько глав посвятил пребыванию в плену, и сам хотел побывать в Асбесте, но не позволило здоровье. Гельмута Фалтина уже нет в живых.

«Дальнее путешествие сюда было запланировано, — написала в книге отзывов исторического музея Мирта Фалтин. — Теперь я здесь и нахожусь в месте, где мой отец был в плену с осени 1944-го до 28 декабря 1949 года. Радуюсь, что вижу живой город со смеющимися детьми. Также и мой отец никогда не вспоминал со злобой это место, вопреки тяжелой жизни военного времени. Он смог после возвращения домой построить семью и врачебную практику, а также воспитал детей в мире, не создавая образа врага. Я желаю всем детям этой земли расти в мире».

По словам директора музея Ларисы Цибизовой, гости из-за рубежа с подобными целями приезжают каждый год. В июле 2011 года побывала даже съемочная группа из Австрии, снимавшая фильм об истории лагерей военнопленных в России («Уральский рабочий» писал об этом). Помощь представителям австрийского ТВ оказывал Сергей Липачев, бывший военный комиссар Асбеста, занимавшийся данной темой сначала по долгу службы, а теперь уже — «потому что интересно и увлекательно». Это же наша история, и зачем ее изучать, знает каждый.

Тропа в вечность

Вот почему проект туристического маршрута под условным, но весьма вероятным названием «Тропа Урала» появился в Асбесте. Но на пути от проекта до воплощения имеются как организационные, так и финансовые проблемы.

— Считаю спорным предложение развивать туризм в Асбесте, — высказывает точку зрения депутат городской думы и лидер асбестовских профсоюзных организаций Андрей Холзаков. — В городе нет соответствующей отрасли инфраструктуры, нет каких-то особенных достопримечательностей. Но, с другой стороны, на фоне антиасбестовой кампании, принявшей мировые масштабы, город наш, что называется, «на слуху». Вполне возможен экстремальный туризм: для европейцев увидеть открытую разработку асбеста — все равно что побывать в центре атомного взрыва, кроме шуток. Кого-то отпугнет, кого-то привлечет. Что касается приезда в город родственников бывших военнопленных, это очень личное, по-моему, и к туризму не имеет отношения. В любом случае, все зависит от наличия средств в городском бюджете. Полагаю, до открытия туристического маршрута будут другие приоритеты.

…А желающие все равно едут, несмотря на все «но». Фактически маршрут существует без какого-либо оформления, на энтузиазме и гостеприимстве местных краеведов и организаций. Но если все-таки заняться его подготовкой всерьез, в Асбесте есть что посмотреть и где отдохнуть, немало красивейших природных мест. Просто мы сами эти места не замечаем, не храним в первозданной чистоте и не придаем завершенность их ценности. Между прочим, точно так же, как жители приморских районов годами не бывают на пляже, а столичные жители — в тех памятных местах, которые посещают туристы.