Между тем, за плечами у него много других невероятно талантливых фильмов, блестящие актерские работы, сценарии, книги. И вот новая режиссерская работа.

Фильм «Жила одна баба» — лауреат «Ники» за лучшую режиссуру и лучшую операторскую работу. Но картина 2011 года выпуска, пяти лет от роду — возможно, в этом главная причина явного недостатка зрителей на просмотре в Ельцин Центре в Екатеринбурге.

— Зал отвечает на многие вопросы и учит скромности, — улыбнулся режиссер, устраиваясь в кресле на сцене. — Если в полуторамиллионном городе не нашлось двухсот человек, чтобы заполнить зал, то ваше количество — спасибо вам, что пришли, — напоминает мне о моем подлинном месте в российской культуре.

Конечно, мы, те, что пришли, пытались возражать и ссылаться на недостаток рекламы, но легкая досада осталась. Впрочем, невзирая на лица, точнее, их количество, разговор с Мастером получился очень интересным.

Как все начиналось…

— Андрей Сергеевич, когда впервые задумались о кино?

— Лет с четырех я собирался стать артистом. В 10-м классе решил было, что это несерьезно, надо идти в математику. Два месяца ходил в библиотеку, решал задачки из институтской программы. Собирался поступать на мехмат. У меня были пятерки по математике, физике… Однако вскоре поставил книжки на полку. Отец сказал: мол, знаешь, лучше если уж идти, то не в театр, а в кино, и не в артисты, а в режиссеры. В старших классах школы мировой драматургии от меня досталось… Только что до Шекспира не добрался. Ставил спектакли, сам в них играл. Был знаменитостью районного масштаба. Поэтому когда пришел во ВГИК, у меня был некоторый опыт. А еще последние три года я учился во французской спецшколе. В Москве тогда было всего три спецшколы с углубленным изучением языка: английская, немецкая, и у нас в Марьиной Роще — французская. И отец, который сам, без всяких учителей выучил и читал на пяти языках, сказал, что надо быть идиотом, чтобы упустить такую возможность. Однажды отец делал доклад на итальянском на конгрессе писателей. Дома у нас была превосходная английская библиотека, папа был большим поклонником писательского таланта Черчилля… Однажды отец с ходу перевел мне с французского несколько страниц «Пармской обители»… Все лето я сидел и учил французскую грамматику, и меня взяли в школу. А еще играл на французском языке в любительском театре. Есть такой в Москве при Доме учителя, существует аж с 1943 года… Так что у меня был опыт игры в пьесах Мольера, современной французской драматургии. Может, это сыграло роль при поступлении во ВГИК.

— Чем объясняется 30-летний перерыв в режиссерской карьере, предшествовавший съемкам фильма «Жила одна баба»?

— Диплом я получил в 1962 году. Мы начинали вместе с моим товарищем Борисом Яшиным. Сделали полнометражную картину «Пядь земли» — экранизация замечательной повести Григория Бакланова о войне. Сняли еще две короткометражки и расстались. Потом за 15 лет я снял всего четыре картины, и при этом ни одна из них не вышла в прокат в таком виде, в каком я ее задумал. В 1967-м вышла короткометражка «Ангел», на 20 лет загремевшая на полку. Ее негатив то ли потерян, то ли уничтожен. Сохранилась изуродованная копия. Затем был «Белорусский вокзал», который тоже понес довольно значительные художественные потери. Фильм поставлен по замечательному сценарию покойного Вадима Трунина, который, по-моему, на несколько голов выше картины… Но она жива так долго благодаря двум факторам: во-первых, замечательному диалогу, который даже сейчас, спустя почти 50 лет, звучит вполне современно. И, конечно, замечательным артистам.

Еще был фильм «Осень», который в Москве даже не показывали. Москвичи, знавшие о нем, ездили смотреть его в сельские клубы в Балашиху или Мытищи. В Екатеринбурге, насколько знаю, «Осень» была снята с экрана специальным решением обкома партии… (Чуть позже один из зрителей в зале возразил, что в Свердловске картину можно было посмотреть в кинотеатрах клубного типа, и он, этот зритель-журналист, даже писал по ней диплом. — Ю.Г.).

За «Осенью» последовал фильм «Верой и правдой», снятый в 1979 году. Шикарный сценарий Александра Червинского, отличные артисты: Александр Калягин, Елена Проклова, покойная уже Нонна Мордюкова и, слава Богу, живая Валентина Талызина.

Картину остановили на полдороги, пошли обсуждения на худсоветах, на парткоме. Всю жизнь я слышал, что клевещу на советскую действительность, неустроенные судьбы. Мне тогда сказали: мол, нет такой помойки в Москве, которую бы ты не снял. Директор студии сказал: «Ты истратил миллион, думаешь, мы тебе дадим второй? Пока не переделаешь то, что сделал, дальше не пойдешь». Пришлось бороться за каждую реплику... Картина была задумана как гротескный образ.

О цензуре

— В итоге мне надоела эта толкотня с цензурой. Мне было под 40, я решил, что с режиссурой надо завязывать. Хлеб зарабатывал как артист, снимался в кино, ставил на театре, преподавал. В горбачевские годы был чиновником — исполняющим обязанности первого секретаря правления Союза кинематографистов СССР. По советской номенклатуре это министр. Писал сценарии, пьесы, статьи.

Как раз когда я был чиновником, Союз кинематографистов первым высказался вслух о том, что всякая цензура должна быть отменена, и это должно быть закреплено в законе. И вот когда советская цензура в конце 1980-х приказала долго жить, я заволновался. Думаю, что ж я так и помру совковым писателем? Ни одной картины не оставлю без участия дяди, который мне указывает, как надо? Так родился фильм «Жила одна баба».

В 1987 году я вскочил среди ночи, чтобы записать, что кино надо делать о Тамбовском восстании. О том, как в крестьянской стране уничтожали крестьян. Но как я, городской житель, бывший в деревне в лучшем случае в студенчестве, на картошке, осилю эту тему? И вот 10 лет ушло на то, чтобы вникнуть. Походить по тамбовской земле, порасспрашивать бабушек, которые ни хрена не знают и не помнят. Мужики, которые участвовали в антоновском восстании, вынуждены были сдаваться войскам Тухачевского, потому что их семьи брали в заложники и расстреливали… Их сажали, хоть и ненадолго — на 3—4 года. А в 1937-м, на пике Большого террора их, давно отсидевших, стали брать по второму разу и некоторых — расстреливать. Неудивительно, что многие знать не знают, что происходило на их земле.

Я работал в архивах, подружился с замечательным историком из Борисоглебска Владимиром Самошкиным, он не дожил до премьеры, я упоминаю его в титрах. «Верой и правдой» был закончен в октябре 1979 года, а следующий раз я снимал в 2008-м... В 2014 году из фильма «Жила одна баба» я сделал сериал. Эти пять серий купил 1-й канал, их можно посмотреть у них на сайте. В комментариях до сих пор идет дискуссия: что это, поклеп на русский народ или шикарная история.

О роли Бунина

— Когда смотришь фильм «Дневник его жены», есть ощущение, что вас многое связывает с Буниным…

— История этой картины довольно смешная. Хотя тщеславно напомню, что за эту работу я получил «Нику» в 2001-м, за «Лучшую мужскую роль года». Сама картина получила «Нику» как лучший фильм. Виновата моя старшая дочь Дуня. Она выросла у меня в доме, а Бунин не просто мой любимый писатель, я им занимался много лет. Могу похвастать, что за те три года, что я был начальником, мы смогли заметно расширить бунинский архив в Фонде культуры. Был самый крупный буниновед Александр Кузьмич Бабореко, к сожалению, уже покойный. Александр Кузьмич был единственным, кто никогда и в советские годы не сказал про Бунина ни одного дурного слова. Он переписывался с Верой Николаевной, женой Бунина. С его подачи мы нашли в Америке семью русского инженера Мельтева, который прекрасно снял на любительский киноаппарат Бунина. На одной пленке Бунин возвращается домой из больницы, и в кадре он, Вера Николаевна и Тэффи. Бунин ужасно выглядит, совсем старый, ему чуть позже стукнет 80. А вторая съемка сделана в день 80-летия Бунина, 23 октября 1950 года. Там в кадре чуть не вся парижская русская колония: Маклаков, Тэффи, русский писатель Пантелеев. Мы это купили. Теперь подлинник лежит в Российском фонде культуры.

В Швеции мне удалось купить весь фотографический архив нобелевского вручения 1933 года. Снимать на пленку церемонию начали только на следующий год. Американка Перл Бэк была первой, кого снимали. Фотографии замечательные. Бунин там стоит в компании двух выдающихся физиков, и шведский король по очереди вручает им премию… Мы купили часть бунинской переписки, хотя он считал возмутительным издание переписки классиков и просил его письма уничтожать. Скажем, после смерти писателя Пантелеева Бунин пишет его жене: мол, ради бога, верните письма, они не предназначены для постороннего взгляда, не говоря о том, что я писал сплошь и рядом пьяный. А Бунин же славился тем, что хорошо владел не только надземной частью русского языка, но и был виртуозом матерщины. И в некоторых письмах это заметно. Иван Алексеевич бы очень ругался, но мы эти письма купили, они в Фонде культуры.

В общем Буниным я занимался очень серьезно. А Дуня, моя старшая дочь, работала с Алексеем Учителем, они собирались снимать документальную ленту о тогда еще живой выдающейся русской балерине Спесивцевой, которая в возрасте 90 с лишним лет находилась в доме престарелых в США. Когда сценарий был готов, они договорились о съемках, но господь забрал Спесивцеву к себе. Документальную картину делать было уже невозможно, и они решили сделать игровую. Это была первая игровая картина Учителя и первый игровой сценарий моей дочки — «Мания Жизели». Спесивцеву там прекрасно играла артистка Театра Фоменко Галя Тюнина. Она потом сыграет жену Бунина в фильме «Дневник его жены».

Снимаясь в Париже, мы всей группой зашли в кафе поесть, и Дуня сказала: «А давайте снимем кино про Бунина, а папаша нам сыграет Ивана Алексеича». Я возмутился: дескать, Бунин перевернется в гробу, если ты будешь копаться в его романе с Кузнецовой и т. д. Но они меня не послушались, прислали мне сценарий…

— Находите ли вы гармонию между внешним миром и внутренним?

— Ни о какой гармонии внешнего и внутреннего мира не может быть и речи. Если вы нормальный человек, ищите гармонию в музыке или литературе. Мой рабочий кабинет сплошь уставлен книгами. Там стоит вся русская классика, целый шкаф книг по истории России, другой шкаф — история революции, русская философия. По-моему, смотреть жутко популярную передачу Малахова по 1-му каналу — опасно для здоровья. И это название, укрепившееся сегодня за телевизором, — зомбоящик, мне кажется исчерпывающим. Поэтому никаких рецептов нахождения гармонии у меня, к сожалению, нет. Боюсь, что и ни у кого их быть не может.

О новинках российского кино, театра, литературы

— Что вы сегодня смотрите в кино, театре? Что читаете из современной литературы, что вам нравится?

— У нас, по-моему, просто литературный взрыв. Страшно зайти в книжный магазин, потому что приходится там оставлять последние деньги. В прозе каждый год появляются авторы. Появились Евгений Водолазкин (романы «Лавр», «Авиатор»), Марина Степнова («Женщины Лазаря», роман «Безбожный переулок» и вышедший в прошлом году великолепный сборник рассказов). Уж не поминаю Пелевина и Сорокина. А чего стоят книжки Павла Басинского о Толстом… Эти три книги читаются как детектив, написаны замечательным слогом.

На театре дело обстоит похуже, есть ряд интересных мастеров, таких, как Кирилл Серебренников. Самый знаменитый из относительно молодых Константин Богомолов… У меня архаичный вкус. В молодости был большим поклонником Таганки. Но я терпеть не могу прийти в зал, когда занавес открыт, по сцене ходят какие-то люди, или когда зрители сидят на сцене. Люблю, чтобы медленно погас свет, заиграла музыка, тихо раскрылся занавес, зажегся свет на сцене, и появились артисты. Я дважды ставил на театре как режиссер. В 1993-м во МХАТе у меня был спектакль «Ужин» по французской пьесе Жана Клода Бризиля. Это было актуально. На сцене Талейран и Фуше, наполеоновские министры, ненавидевшие друг друга и встречающиеся через две недели после Ватерлоо, договаривались о том, какой нужен режим, чтобы им обоим остаться в порядке. 1993 год, за два месяца до путча, до истории с парламентом. Публика валила валом.

И еще в 1997-м в Париже, в Комеди Франсез я ставил тургеневский «Месяц в деревне». Замечательные артисты, художник Давид Боровский и живописец, живущий в Париже, Борис Заборов, который делал костюмы. В обоих спектаклях занавес был закрыт, открывался под музыку… Несколько премьер, имевших успех в театральной Москве, мне не понравились. Люди ищут новый язык, возможно, я староват, чтобы оценить эти поиски.

Что касается кино, каждый год появляются новые таланты. Чего стоит екатеринбургская команда! С большим уважением отношусь к работам Леши Федорченко, Сигарева и Мизгирева. А видели ли вы последнюю картину Андрея Прошкина «Орлеан»? Прекрасная картина с блестящей актерской работой Лены Лядовой, моей партнерши по фильму Звягинцева «Елена». Замечательные ленты у Анны Меликян, на мой взгляд, самой талантливой из учеников Сергея Соловьева. А вот с сериалами сейчас беда. Я снимаюсь регулярно и знаю, что сериалы сейчас снимаются ценой здоровья людей. 14—15 часов съемок едва ли не ежедневно.

— Вы работали и режиссером и актером. В какой ипостаси комфортнее?

— Нет более послушных артистов, чем режиссеры. Поскольку у режиссера, играющего роль в кино, есть понимание, что подлинный замысел картины есть лишь в голове у режиссера снимающего. И как актер я стараюсь максимально воплотить на экране его задумку. С гордостью могу сказать, что если моя режиссерская судьба не слишком удачна, то для актеров у меня счастливая рука. В моих фильмах дебютировал Леонид Кулагин, у которого сейчас 100 работ, а впервые он снялся, будучи артистом брянского театра, в короткометражке «Ангел»; Людмила Полякова, народная артистка, звезда Малого театра. Покойный Георгий Бурков, великий комик, снялся у меня в первой своей роли, причем роль эта была драматической. В «Осени» впервые появились на экране уже, увы, ушедшие Наташа Гундарева и Александр Фатюшин. В «Бабе» — первая роль молодой артистки Дарьи Екамасовой, за нее она получила «Нику».

— Каковы ваши впечатления о Ельцин Центре и Екатеринбурге в целом?

— У меня был на Свердловской киностудии сценарий «Стойкий оловянный солдатик», благополучно впоследствии закрытый. Так что впервые я приехал сюда в конце 1960-х. В гостинице «Большой Урал» по ночам бродил ветер. Впечатление от города было очень тяжелым: будто какое-то депрессивное облако висело в воздухе. Сейчас же жизнь бьет ключом! У города совершенно другое лицо. Что касается Ельцин Центра, я был на его открытии. Год прошел, а здесь жизнь кипит, полно молодежи. Вся прелесть Ельцин Центра в том, что он задуман не просто как музей или памятник Ельцину, а в том, что здесь полно организаций — школа для молодежи, кружки, художественная галерея, книжный магазин и т. д. У меня ощущение, что Ельцин Центр имеет все шансы стать сердцем Екатеринбурга. От всей души с этим поздравляю город, надеюсь, что так оно и будет.

Что касается Борис Николаевича, естественно, я один из тех, кто за него голосовал. Когда были вторые выборы, мы в Доме кино провели вечер в его поддержку. Полный зал, почти две тысячи человек. Борис Николаевич звонил со слезами, благодарил, был в прямом эфире. Многие из нас считали трагической ошибкой штурм Грозного и вообще чеченскую войну. И мы говорили, что да, у нас есть счета, которые мы хотим предъявить президенту, но не сейчас. Давайте его сначала выберем, а потом предъявим. Выбрать-то выбрали, а вот насчет предъявления счетов получилось значительно слабее. Я все равно с огромным уважением отношусь к фигуре Ельцина.

— Что в планах сейчас?

В этом году вышла моя книжка «Лопухи и лебеда». Это сценарии, пьеса «Родненькие мои», около восьми статей. Надеюсь сделать еще хотя бы одну картину.