На берегу рек создавались специально огороженные и приспособленные места для полоскания. Самыми известными портомойнями Екатеринбурга были плот отставного солдата Спиридона Гилева у Дома горного начальника (ныне набережная Рабочей молодежи), «портомойня у Сплавного моста» Петра Журавлева, два плота Василия Матвеева в районе современной улицы Челюскинцев и «портомойня у каменного моста» мещанки Марии Юровских.

Да и императрица Екатерина Первая, в честь которой названа уральская столица, изначально была… прачкой! Марта Скавронская, а именно так звали при рождении будущую жену Петра Первого, юность провела в доме пастора Глюка в Мариенбурге (ныне город Алуксне в Латвии), где она была одновременно прачкой и кухаркой.

В 1887 году в списках Городской думы было зафиксировано, что Екатеринбург обслуживают 60 официальных прачечных, которыми владели женщины, и всего одно заведение, принадлежавшее мужчине. В этих заведениях работало 258 прачек. Мужчины в профессию «не приходили».

В составе прачечного «цеха» числились 34 мещанки, 11 крестьянок, а также солдатские жены и вдовы. Но попадались и более привилегированные, но обедневшие представители других классов. Среди прачек были и заезжие женщины из Вятки, Перми, Златоуста, Ирбита, Камышлова.

Но самым «эксклюзивным» владельцем прачечной был Карл Карлович Лемерсье — московский мещанин, принимавший заказы по адресу ул. Усольцевская, 60 (ныне ул. Сакко и Ванцетти). Он был единственным мужчиной в этой «женской профессии» Екатеринбурга. Ему конкуренцию составляла, пожалуй, только дочь титулярного советника Мария Ивановна Осипова с Глуховской набережной, 10 (сейчас район кинотеатра «Космос»).

Забегая вперед, напомню, что в советские годы проблема со стиркой была не так остра. И помог в этом знаменитый Уралмаш. На машиностроительном заводе, благодаря Иосифу Миценгендлеру, главному конструктору отдела общего машиностроения, была создана стиральная машина «Малютка», стоявшая у миллионов советских граждан. Ради создания этого чуда советской мысли даже построили отдельный цех в поселке Красном чуть севернее Верхней Пышмы. (Не будем никому говорить, что за основу «Малютки» была взята крохотная стиральная французская модель «Фея», которую из Франции привез «изобретатель»). Да и причиной создания этого «дефицитного» товара была отнюдь не забота о людях. Просто ради стиральной машины «Малютка» любой партнер Уралмашзавода мог сразу выделить необходимые для завода материалы и комплектующие. Ну а «автор товара народного потребления» получил… Государственную премию.

Но вернемся к началу эпохи советской власти. Сохранилось «женское» анонимное письмо 1917 года. Местные власти очень позабавились, читая гневную тираду о Костроминой Пелагее Вахромеевне с улицы Обсерваторской, 94 (ныне ул. Бажова). Какая-то соседка сильно возмущалась, что эта (!!!) «прачка-пьяница сожительствует с сапожником-мещанином Николаем Гавриловичем Пермяковым». Что нужно было бы сделать в этом случае, гневная заявительница не отметила. Видимо просто излила душу.

Я не зря упомянул улицу Бажова, ведь именно она была центром екатеринбургского прачечного дела: здесь располагался главный чистый источник города — Малахов ключ. Даже сказочник Павел Петрович Бажов в своих воспоминаниях отметил: «На улице трудились мастерицы по пошиву дамской одежды, портные, прачки, шапошники, пимокаты, а также скорняк, шорник, три позолотчика по дереву, «гармонный» мастер Е. Л. Малярщиков, ювелир Д. А. Троегубов…»

Кстати, как вспоминали старожилы, все вывески местных прачечных писались маслом, главным образом на кровельном железе, набитом на деревянный подрамник. На вывесках прачечных заведений рисовали гладильщиц, утюживших крахмальные сорочки, либо отутюженные и сложенные сорочки с выставленными крахмальными воротничками и манжетами.

С приходом холодов для женщин наступало затишье в работе, ведь для стирания белья нужна была горячая или хотя бы теплая вода, а это дополнительные расходы. Соответственно росли цена и запросы горожан. Правда, как отмечал в своем дневнике один из недовольных уральских купцов: «Дом, вернее, его первый этаж, заполняла многочисленная дворня, которой долгой зимой порою было откровенно нечем заняться. Все эти горничные, повара, истопники, конюхи, прачки, садовники, дворники, сторожа и даже лекарь с парикмахером содержались с одной целью, — чтобы в усадьбе было все, как в истинном дворянском гнезде. Жизнь полусотни человек тянулась сонно, бестолково и мелочно. Лишь весной, когда на сугробы в парке ложились длинные синие тени, дом начинал оживать и встречал хозяев обновленным и похорошевшим».

В советские же годы личных прачек могли себе позволить немногие, новые «хозяева власти». Вот что писал в своих дневниках один из руководителей геологии Урала про свою работницу: «Прачка — Анна Андреевна Логинова. Очень порядочный человек. Богомольная. Очень неглупая. Чрезвычайно чистоплотная. Старательная. Жила с дочерью в одной общей комнате: дочь вышла замуж за старика с комнатой! Крепко держится, стараясь не подчеркивать православие».

В историю же искусства «Прачки» вошли благодаря французскому художнику Оноре Домье. Хотя девушек с корзинами и бельем любили изображать многие, в том числе и русские художники, такие как Абрам Архипов или Иван Похитонов. На Урале же на Каслинском заводе в целях популяризации промыслов непродолжительное время даже выпускали овальную чугунную тарелку с рельефом «Бюст японки и прачки».

И вот в 1947 году Свердловская картинная галерея приобрела картину художника неаполитанской школы Челомми Паскуале. Назвали в музее ее просто «Прачка». Едва ли не лучшее в уральских собраниях произведение европейского реализма конца XIX века сразу же заняло достойное место в залах галереи. Происхождение картины (сразу после Великой Отечественной войны) наводит на «трофейное» прошлое, ведь сам художник часто продавал свои работы заказчикам Мюнхена и Берлина.

Художник не просто нарисовал на картине понравившуюся девушку, он нарисовал свою землячку, ведь его родиной тоже была щедрая земля Амбруццо. Ко времени написания работы у него за плечами уже была учеба в Академии изящных искусств во Флоренции. Художника Челомми Паскуале наградили за его «Прачку из Терамо» на Международной итало-американской выставке в Генуе в 1892 году. Ныне же эта работа 1888 года хранится в Национальном музее Абруцци в Неаполе. Именно тогда-то в Генуе вероятнее всего и заказали ему авторское повторение. А вот эскиз к этой работе приобрела Пинакотека «V. Bindi».

Хотя впервые этот прекрасный образ девушки с натруженными от работы руками увидели посетители выставки, устроенной специально для провинциальных рабочих в 1888 году в городке Терамо провинции Амбруццо в центральной Италии. О чувствах художника к изображенной девушке говорит хотя бы тот факт, что сохранилось более двух десятков картин, изображающих образ этой девушки — музы художника. Вот здесь-то и кроется загадка картины, находящейся в Екатеринбургском музее изобразительных искусств. В отличие от сохранившегося в Италии аналога, на екатеринбургском холсте художник… признался в любви к своей модели! Всмотритесь в фон работы, и вы обязательно увидите «прочерченное» на стене слово «Любовь», естественно, написанное по-итальянски. Эта привязанность к своей модели закончилась в 1928 году, когда художник скончался от почечной недостаточности.

И еще один факт из жизни екатеринбургских прачек. Когда 29 декабря 1870 года в Екатеринбурге прошла церемония создания Уральского общества любителей естествознания, по окончании первого заседания Общества в актовом зале мужской гимназии все поступившие для музея и библиотеки предметы и книги свободно уместились в одной, одолженной у супруги директора гимназии, решетке для белья… В этом первом «фондохранилище» оказались книги, минералы и заспиртованная змея.

Так что можно считать, что рождение современных музеев и библиотек Екатеринбурга произошло благодаря прачкам!

[photo]542[/photo]