Миниатюрная, как Дюймовочка, женщина шагает к редакционной машине, поддерживаемая дочерью, но изо всех сил старается держать спину прямо. На лацкане парадного костюма — георгиевский бант. Я пытаюсь попасть в такт ее неуверенным шагам, и мне трудно представить, как девчонкой она ворочала носилки с ранеными, сутками не выходила из перевязочной, дежурила у постели самых тяжелых пациентов.

— Все именно так и было, — подтверждает Екатерина Андреевна. — Когда началась Великая Отечественная война, я училась в университете. После окончания курсов медсестер меня мобилизовали в армию. Сначала отправили в Еланские лагеря, где нас учили ходить строем, ползать по-пластунски, потом откомандировали в распоряжение эвакогоспиталя, который размещался в здании Свердловского горно-металлургического техникума.

Редкая группа крови

У Екатерины Андреевны — изумительная память. Она без запинки называет имена раненых, которых выхаживала, госпитальных врачей, у которых постигала науку милосердия.

— Я работала в отделении для пациентов с ранениями в области от колена до бедра. Обрабатывала раны, делала перевязки и старалась вникнуть во врачебные технологии. Наш хирург даже доверил мне провести несколько несложных операций по извлечению осколков, — с гордостью вспоминает моя седовласая собеседница.

А когда тяжелораненому срочно потребовалась кровь редкой группы, Катя ни секунды не колебалась: «Возьмите мою!». Парень остался жив, выздоровел и, уходя на фронт, оставил своей спасительнице фото с трогательной надписью. А госпитальное начальство выделило медсестре Кате Одинцевой (это ее девичья фамилия) 10-дневный пропуск в офицерскую столовую, где кормежка была не в пример сытнее, чем в госпитальном буфете.

— В сентябре 1942 года вышел приказ вернуть в вузы студентов, и я возобновила учебу в университете, занималась своей любимой органической химией, — продолжает Екатерина Андреевна. — После окончания вуза почти 30 лет работала на Свердловском заводе пластмасс, потом — экспертом-химиком в региональной торгово-промышленной палате. И везде ко мне относились уважительно — и как к специалисту, и как к участнице Великой Отечественной войны.

Не по ранжиру

О том, что статус у нее несколько иной, Екатерина Андреевна выяснила случайно. Когда в очередной раз крепко прихватило спину, она попросила направление в госпиталь ветеранов войны. А там ей вежливо отказали: мол, если бы вы были участницей войны, мы бы нашли для вас место, а тружеников тыла лечат по месту жительства.

Обескураженная женщина обратилась за разъяснениями в военкомат, потом в управление социальной политики, но это не добавило ясности в простой, как считает Екатерина Андреевна, вопрос.

— Если я мобилизована военкоматом, служила в военном госпитале, на каком основании мне отказывают в статусе участника Великой Отечественной войны? — недоумевает она. — Ссылаться на то, что якобы в военном билете не хватает какой-то печати, просто несерьезно: как я могла тогда, 70 с лишним лет назад, знать, что такая печать необходима и что эта оплошность канцелярии отразится на моем статусе?

Екатерина Андреевна добивается справедливости не ради того, чтобы иметь льготы участницы войны (хотя они на самом деле существенно весомее, чем у тружеников тыла).

— Мне обидно, что я все предыдущие годы была как бы самозванкой, когда принимала от коллег поздравления как участница войны. Особенно неприятно, что приходится поднимать этот вопрос накануне 70-летия Победы.

В райвоенкомате, посмотрев документы Одинцевой-Саксоновой, развели руками: мол, статус труженика тыла их подательнице оформлен согласно закону о ветеранах. Он гласит: лица, проходившие службу в подразделениях, не участвующих непосредственно в боевых действиях, считаются ветеранами Отечественной войны, приравненными к ее участникам. Такая вот сложная комбинация. Но, тем не менее, пообещали еще раз поднять архивы и изучить исходные документы.

Всех по полочкам

А я взялась изучать закон о ветеранах, и чем дольше вчитывалась в него, тем больше запутывалась. Законодатель соорудил такую сложную систему ранжирования этой категории льготников, что без специальной подготовки в ней сложно разобраться. Даже юристы, специализирующиеся в этой области права, признаются, что порой с трудом продираются через частокол формулировок. Например, новелла «Участники Великой Отечественной войны» содержит 9 подпунктов, где только в одном идет речь о непосредственных участниках сражений, в остальных перечисляется, если позволительно так выразиться, фронтовой арьергард.

По сути, этот закон — результат многолетнего перетягивания каната между государством и гражданами, по судьбе которых прошлась Великая Отечественная война. Каждый из них внес свою долю в Победу, и каждый заслужил от государства право на признательность и социальную защиту. Требования фронтовиков, тружеников тыла, вдов, детей войны обеспечить их льготами совершенно справедливы, но разделить по справедливости то немногое, на что расщедрилось государство, невозможно, — нет таких весов, которые с аптекарской точностью определили бы лепту каждого, кто приближал Победу.

Отсюда ревнивое отношение льготников к невеликим государственным милостям. Фронтовики обижаются, что к ним приравняли военных-тыловиков, не нюхавших пороха, труженики тыла настаивают на том, что голод, холод и работа на износ убивала их не менее жестоко, чем фашистские пули на передовой. А государство, вместо того, чтобы примирить ветеранов, которых и осталось-то совсем немного, продолжает экономить на льготах, скрупулезно «отвешивая» их в соответствии с калькуляцией, составленной еще в прошлом веке (Закон о ветеранах был принят в 1994 году).

Скоро 70 лет как закончилась война, даже у тех, кто был тогда ребенком, возраст преклонный, а мы все еще пытаемся расставить ветеранов по полочкам, чтобы не дай бог кто-то не получил лишнюю бюджетную копейку и почести не по статусу.

На задворках

А ведь сегодня им, этим несчастным старикам, ничего, по сути, не надо, кроме медицинской помощи. И элементарного уважения. Правительственная открытка со стандартным текстом ко Дню Победы и продуктовый набор с бутылкой водки (!) — это немножко из другой оперы.

Чтобы было понятно, о чем я, вернемся на минутку в военкомат Октябрьского и Ленинского районов, куда мы с Екатериной Андреевной отправились за справедливостью. Кабинет, где «окормляют» ветеранов, расположен в цокольном этаже. Но чтобы попасть туда, нам сначала пришлось подняться на второй этаж, потом спуститься на первый. Надо ли говорить, как тяжело далось это восхождение моей 93-летней спутнице!

Одна из сотрудниц, проявив сочувствие, посоветовала: «Вы попросите, чтобы обратно вас выпустили через черный ход». Мы так и сделали, спасибо доброй Ларисе Михайловне, которая вывела нас короткой дорогой на улицу. Чтобы подбодрить Екатерину Андреевну, которая совсем пала духом после безрезультатной беседы в военкомате, я неловко пошутила: «Вы сетуете, что вас лишили льгот как участницу войны. А разве пройти через черный ход — это не привилегия?». Но горькая эта шутка совсем не развеселила бывшую медсестру.

Если бы государевы люди — работники военкомата — действительно уважали ветеранов, они сами бы давно догадались сделать черный ход парадным — для удобства всех пожилых посетителей. На красной ковровой дорожке настаивать не буду.

[photo]1834[/photo]

Катя Одинцева (справа) во время службы в эвакогоспитале № 1325.